Сентиментальные прогулки в город детства: Улица первой любви [2008-10-24]Только я устроилась поудобней на свободной скамейке в моём любимом с детства сквере на Поморской напротив универмага, и на тебе! Подходят ко мне два лохматых тинейджера, в невероятно широких штанах с карманами до колен, в черных куртках с капюшонами, и спрашивают:
- К вам можно присесть?
- Можно, - отвечаю, - только, чур, не курить у меня под носом. А сама досадую. Сейчас начнут сквернословить, нести всякую чушь о деньгах, о сексе... И вдруг слышу, видимо, продолжение уже начатого разговора:
- Она не отвечает на мои звонки. Что мне делать?
Подростки говорили о своей первой любви. Это было так неожиданно и трогательно, что у меня на глаза навернулись слёзы. И невольно вырвалось:
- Ребята, можете закурить, если хочется.
- Спасибо, мы не хотим, - ответили они.
И вдруг я почувствовала пронзительное внутреннее сродство с этими нелепо одетыми и подстриженными пареньками. Это такое счастье - слышать, что в сквере моего детства на Поморской, как и сорок с лишним лет назад, юные голоса говорят о любви.
Значит, мир останется стоять на любви, сколько ни брани его за прагматизм и цинизм, ведь часто это - всего лишь защитная оболочка сокровенного.
Так случилось, что в сквере на Поморской два подростка настроили меня на волну самых дорогих воспоминаний отрочества. Всё начиналось в нашем старом дворе, на углу Поморской и Павлиновки..
Наш старый двор 50-60-х, с голубятней на крыше сарая и увитыми зеленым хмелем окнами домов, был поэтичен. Я вспоминаю запах дерева после мокрого снега или дождя. Им было пропитано всё. Так пахли стены родного дома, ступеньки крыльца, поленницы дров.
Но самым необычным в нашем дворе было зелёное деревце, чудом выросшее на старом, покрытом мхом балконе на втором этаже кирпичной половины нашего дома.
Откуда оно здесь? Быть может, деревья летают как птицы? Казалось, этот ветхий балкон не рухнул до сих пор только потому, что цепкие корешки прекрасного живого существа удерживают его. А позже, когда прочитала я о висячих садах Семирамиды, представилось мне, что дерево на балконе нашего дома - чудом занесенное через века и моря волшебное растение из тех самых висячих садов. Но потом выпало мне понять, что удивительнее всех чудес света то, что творится в душе, когда приходит любовь.
Двор наш был удобным во всех отношениях. Дети помладше играли в прятки и пятнашки. А подростки - в волейбол. Родители наблюдали за детьми из окон двухэтажных деревянных домов и кричали в форточку: "Са-а-ша! Домой пора!"
А самые маленькие ребятки возились в песочнице с чистым песком. Пёсиков, которые гадят где попало, у нас во дворе не было. А в 60-е в России отмечалась самая высокая рождаемость в XX веке. Это было время надежд и оптимизма. А ещё в эти годы наступил расцвет песни. Зарождались международные конкурсы и фестивали. Мы впервые услышали и полюбили Джорджи Марьяновича и Радмилу Караклаич, которая позже приезжала к нам в Архангельск с концертами.
На улицах и во дворах звенели гитары. Молодежь ходила по городу с поющими транзисторами. У кого-то уже появились первые катушечные магнитофоны. Песня властвовала над людьми, как сегодня властвует над нами компьютер. У девочек 60-х были в моде альбомы-песенники, куда мы переписывали друг у друга новинки и дополняли их всякого рода пожеланиями на память. Самым известным было: "Умри! Но не давай поцелуя без любви!"
По весне наш двор становился подобием музыкального ринга. Молодежь выставляла поближе к окнам свои проигрыватели и магнитофоны и до позднего вечера разливалось по двору песенное половодье. Из одного окна звучало: "Эти глаза напротив..." Из другого откликалось "В нашем доме поселился замечательный сосед..." А потом, заглушая "Чёрного кота", "Оранжевого верблюда..." и "Царевну-Несмеяну", заливался на весь двор Робертино Лоретти: "Джама-а-ай-ка..." И с трудом верилось Эдите Пьехе, что "Где-то есть город, тихий, как сон..." И так продолжалось до тех пор, пока какая-нибудь сердитая соседка не высовывалась из форточки:
- Прекратите это безобразие! Людям спать не даёте!
И всё стихало до завтрашнего вечера. Но чаще всех других звучали в те годы песни Александра Островского на стихи Льва Ошанина из цикла "А у нас во дворе...". Быть может, с легкой руки тогда ещё молодых Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской песни эти сразу и надолго завладели сердцами целого поколения. Они очень точно передавали лирическую атмосферу этих городских дворов 60-х годов минувшего века. И на этом узнаваемом фоне, где "старички стучат в домино" и "во дворе дотемна крутят ту же пластинку", разворачивался любовный роман песенных героев. И всё так неожиданно совпало в этих песнях и в наших судьбах.
Где-то с середины мая начиналось колдовство белых ночей. Потом, в июне, в нашем дворе зацветала черёмуха. И воздух наполнялся терпким тревожным ароматом ожидания чего-то. Ребята с Поморской часто приходили к нам играть в волейбол. И вот однажды вечером у нас во дворе появился он, мальчишка, недавно пришедший к нам в класс из другой школы. Был он ростом невелик, худенький и бледный. Но глаза его, почему-то всегда грустные, золотисто-зеленые, с длинными ресницами под смелым разлётом густых бровей, запали в моё сердце. Он был не похож на других мальчишек из класса, казался взрослей, молчаливей. И никогда не улыбался. Следом за ним пронеслись слухи о том, что он из неблагополучной семьи, водится с какой-то нехорошей компанией и состоит на учете в детской комнате милиции. Но всё это лишь придавало ему загадочности в глазах девчонок.
В тот вечер он играл с ребятами нашего двора в волейбол. А я глядела на него из окна своей комнаты на первом этаже. Вдруг меня словно что-то толкнуло. Беру пустой конверт и выбегаю из дома во двор, будто спустить письмо в почтовый ящик.
- Куда спешишь? - окликнул он. И окинул меня совсем не детским взглядом невероятно зеленых глаз. И тут я впервые увидела его улыбку! Да такую, что при ней, наверное, можно было бы читать в темноте, не зажигая лампы. Я хотела что-то ответить ему. Но не смогла говорить.
В ту ночь я не могла уснуть. Его лицо, взгляд, улыбка - всё это наплывало на меня, сияло и обжигало.... Мама подошла к моей постели:
- Ты что не спишь, Ируньчик?
- Мама, меня почему-то всю трясёт.
Целительная мамина рука легла на мой лоб. И посмотрев на меня своим особым, проникающим до самого донышка моей души взглядом, мама сказала: "Ты влюбилась..."
На следующий день я ждала, что он снова придет к нам во двор. Но он не появлялся мучительно долго, целых три дня. В школе уже летние каникулы. Где мне увидеть его?
Я стала гулять по Поморской улице, где он жил, в надежде на случайную встречу. На углу улиц Ломоносова и Поморской и сейчас стоит изумрудный дом, похожий на терем, с фигурными шпилями над высокими фронтонами на крыше. В те годы дом этот был виден издалека среди двухэтажных деревянных построек. И по мере приближения к заветному месту сердце моё колотилось в груди всё сильнее. Сейчас он выйдет из своего двора за этим домом и пойдет мне навстречу. И он действительно выходил, словно почувствовав какой-то зов... И я не переставала всякий раз удивляться этому необыкновенному чуду.
Мы называли друг друга по фамилии, по школьной привычке. И при каждой встрече от волнения мои глаза застилала розовая дымка. А, увидевшись с ним, я летела как на крыльях. И вся улица Поморская светилась радостью вместе со мной. Порой мне казалось, что ему всё равно, видит он меня или нет. И я какое-то время не ходила гулять на заветную улицу. И тогда он снова появлялся в нашем дворе. И дожидался, пока я не выйду из дому. Мы не подходили друг к другу, даже ни разу не коснулись руками. Но тот момент, когда встречались наши взгляды, был подобен вспышке огня.
В те годы в нашем районе водились две "шары" хулиганов. Одна с Банковского, другая с Поморской. Темными вечерами они ходили по улицам шумной гурьбой. И многие боялись попадаться им на пути.
Но девчонки из нашего класса гуляли спокойно в любое время. Знали: нас никто не тронет. Потому что в "шаре" с Банковского были мальчишки из нашего класса. А на Поморской обитал мой тайный покровитель.
У этих ребят был свой кодекс чести. Они были взрослее своих одноклассников. И к девочкам относились покровительственно. Могли запросто отлупить наших обидчиков.
И вот как-то прихожу я утром в класс. А парта моего любимого мальчишки пуста. Я сразу поняла: случилось что-то серьезное. И это было правдой. Его забрали в колонию для несовершеннолетних.
Сколько слёз моих было пролито в ту печальную осень. А ещё больше исписано тетрадок наивными стихами-страданиями. И я всё ходила по привычке к изумрудному дому на улице Поморской, безмолвному свидетелю наших встреч... В эту пору по-особому зазвучала для меня песня из цикла "А у нас во дворе...", которую исполняла моя любимая Майя Кристалинская:
Ты глядел на меня,
Ты искал меня всюду.
Я, бывало, бегу ото всех,
Твои взгляды храня.
А теперь тебя нет.
Тебя нет почему-то.
Я хочу, чтобы ты был,
Чтобы также глядел на меня.
Я не знаю, как дальше сложилась судьба человека, который впервые зажег в моём сердце прекрасный огонь. Дай Бог ему жизни достойной и благополучной.
В поздний час, уставшая от дневной суеты, я выхожу на балкон. И город предстаёт передо мной в вечернем блеске окон, витрин, фонарей. И я чувствую, что где-то там среди этого множества огней светится одно, заветное окно. И отпускает бремя прожитых лет. И душа моя, как когда-то давным-давно, вновь обретает крылья.
Ирина СИДОРОВА
Ирина СИДОРОВА, Северный комсомолец
|